Мария Харитонова

В годы войны на месте, где стоит наша Дубна, бездетные женщины и девушки из колхозов Кимрского района работали на лесоповале, заготавливали древесину. Так выполнялся приказ министра обороны о трудовом фронте. Не знали женщины, что там, где они мерзли, мокли, голодали, через несколько лет вырастет город, о котором заговорит весь мир.

Безымянный поселок

Вот и мы в 1948 г. уезжали из деревни в другую жизнь. После переправы на пароме у Мельдино на другой берег канала им. Москвы наш путь лежал к поселку Большая Волга. Не доехав до туннеля, машина свернула направо и по проселочной дороге устремилась к месту нашего жительства. Впереди виднелся лес. Как только миновали деревянный мост через Черную речку, машину остановил вышедший из милицейской будки страж порядка. Перечитал все документы и дал добро следовать дальше. Селение было безымянным, но улицы, по которым мы проезжали, уже носили имена: Московская (ныне Строителей), Парковая (Векслера), Советская (Флерова). На них изредка мелькали деревянные строения в виде бараков, юрт и финских домиков, поодаль просматривались конюшни для лошадей, обслуживающих лагерь заключенных. Везде за колючей проволокой шла стройка. Наконец мы повернули к так называемому Четвертому проезду. По обе стороны дороги – глубокие осушительные канавы, на дне трубы, покрытые широкими деревянными досками.

Вот и наш барак № 5, 28 комнат, среди которых и наша № 9 площадью 12 кв.м. В комнате печь, плита, три полочки для посуды (которую придется еще раз приобретать), казенная мебель: железная кровать, стол, две табуретки. В красном углу вместо икон черная тарелка – радио, говорящее и поющее с 6 до 24 часов. С собой мы привезли самое дорогое, что у нас было – полуторагодовалого сынишку Володьку, голубоглазого курносого шалуна. А еще солдатский котелок с жестяной кружкой, две деревянные ложки, две металлические мисочки и подарок к новоселью – шесть чашек с блюдцами. Чтоб создать домашний уют, застлали кровать покрывалом ручной вязки, а стол накрыли скатертью, связанной крючком. На стол положили килограммовую буханку ржаного хлеба, купленную по пути в хлебной палатке (магазинов еще не было). Какая была радость видеть настоящий черный хлеб! Съели его с растительным маслом и солью за один присест.

Жизнь на новом месте показалась простой и знакомой: деревянный некрашеный пол, натираемый до белизны кирпичом, вода из колодца с журавлем, дрова в сарае, грязь вокруг бараков – все как в деревне. Но в отличие от колхоза была зарплата, твердая и постоянная. Молодые мамы в связи с недостатком рабочих мест и отсутствием детских учреждений растили детей дома. С трех лет детвора самостоятельно копошилась на улице. Транспорта, кроме велосипедов, не было, да и взрослые, занимаясь хозяйством, постоянно выбегали на улицу то за водой, то за дровами, то с бельем. Заодно каждая мама доглядывала за своим ребенком и за соседским тоже. Двадцать молодых семей жили дружно. Тут же было и общежитие. Конечно, не обходилось и без приключений. Как-то шел прораб Степан Яковлевич с работы по мосточку к крыльцу, случайно глянул вдоль канавы. Видит, в канаве на досках мальчик сидит, какие-то вещицы перебирает, что-то устанавливает. Узнал своего соседа. Кричит ему: «Вовка, ты зачем в канаву залез?» «Я не залез, а скатился», - отвечает Вовка. «Иди сюда, я тебя вытащу». – «Не надо меня вытаскивать, сейчас папка пройдет и вытащит!» Видно, не очень-то хотелось пацану наверх выбираться, нашел себе в канаве занятие по душе.

Под крышами Парижа

Молодые мужчины, вернувшись с фронта и получив паспорта, устраивались на работу, получали жилье и привозили семьи. Бараки быстро заселялись, население росло, особенно детское. Счастливчики получили комнаты в единственном двухэтажном доме с наружной лестницей. То ли в шутку, то ли всерьез дом этот называли «Под крышами Парижа». Сейчас на этом месте стоит детская молочная кухня. Большая территория, где жили и работали заключенные, была обнесена забором с колючей проволокой и вышками в виде грибков для стрелков-охранников. В некоторых местах между колючей проволокой поселянам приходилось ходить как по коридору. Поселок почти слился с деревней Иваньково, потому первоначальный его почтовый адрес был Ново-Иваньково, Александровского сельсовета Кимрского района, Калининской области.

Начальником строительства был генерал Лепилов, высокий, худой, уже немолодой мужчина, строгий и неулыбчивый, но беззаветно преданный своему делу. Ранним утром до начала рабочего дня в шляпе, в длинном пальто, со своей неизменной тростью обходил он объекты стройки. Ходил слушок, что некоторые нерадивые сослуживцы попробовали «вкус» этой палки. Немудрено: увидев беспорядки, он так хлестко принимался распекать виновников, что потом стыдно было на глаза ему показываться. Жил генерал в маленьком двухэтажном деревянном особнячке, окна которого смотрели на будущую Инженерную улицу, любимое его детище.

Сперва улица была застроена деревянными бараками, финскими домиками, затем на их месте построили кирпичные двухэтажки – «фонарики», а затем – возвели дома в три этажа. Постепенно улица превратилась в каменную, красивую, прямую, как стрела. Вот почему инженерцы так рьяно защищают историческое название своей улицы и противостоят властям в их желании дать ей другое имя. Долгожителем на Инженерной оставался деревянный строительный клуб с управлением СМУ на втором этаже, но в конце концов и ему пришлось уступить место «хрущевкам».

С приростом детворы организовали детские сады в жилых домах: д/с № 1 – на Комсомольской (ныне Блохинцева) и д/с № 3 – на Южной (ныне Курчатова). Лепиловский особнячок некоторое время занимала детсадовская группа. Улица 4-й Проезд исчезла бесследно, на ее месте построили настоящий детсад № 1. Почта, медпункт размещались в бараках, баня – в двух юртах, соединенных коридором. Культурных учреждений пока не было, в выходные и праздники новоиваньковцы веселили себя сами. У барака играла гармошка, собирался цвет нации. Фольклорные песни, частушки, привезенные из деревни, умели петь все, а «Семеновна», «Цыганочка», были в особом почете. Когда на Центральной улице (Жолио-Кюри) сняли проволочное заграждение, руководство в дни отдыха летом выделяло автобусы, которые делали по несколько рейсов до лесной поляны у реки Дубны, чтобы трудящиеся культурно отдохнули. На каждый советский праздник мужья приносили мешочек из цветного ситца с тремя килограммами белой муки (белого хлеба не было, а если и появлялся, то очень дорогой).

«Зеленый шум»

Между деревней Иваньково и бараком № 5 возник стихийный рынок. Торговали сельскохозяйственными продуктами. Но особенно много было речной рыбы – приносили водники с Большой Волги. Крупные лещи, судаки, щуки лежали прямо на земле, застланной пленкой или бумагой. Принесешь, бывало, этакую рыбину домой, положишь в таз с водой, чтоб помыть, а она оживет, начнет головой и хвостом по воде шлепать, в миг всю воду на пол расплещет. Можно было на рынок и не ходить: каждый день с утра по длинному коридору раздавались крики: «Кому картошки, кому молока, кому творогу?» Соль, спички, мыло (ассортимент был невелик) покупали в сельском магазине, который находился в сарае в деревни. Прилавок доходил почти до входной двери, и покупатели размещались в ряд по одному по всему прилавку. Торговал в магазине Иван Иванович, средних лет мужчина, проворный и приветливый. Вино, закуску (яйца, кильку, воблу) отпускал в долг. Для памяти на прилавке постоянно лежал картонный талмуд со списком должников, а за ухом торчал карандаш, чтоб не потерялся. Называли это заведение «Зеленым шумом». Как нельзя лучше подходило это название к зеленому зданию сельской школы, которую получил Иван Иванович, когда учеников перевели в новую поселковую школу напротив центрального сквера (где впоследствии разместился горсовет и горком партии, а сейчас мэрия). Иван Иванович широко развернул свою деятельность: в просторном магазине представилась возможность купить кое-что из промтоваров, до этого за покупками ходили на левый берег.

Туннель долго строго охранялся и после войны, проход и проезд был запрещен, поэтому звали перевозчика с того берега, где стоял старый, обитый тесом нежилой дом.

Очереди и заключенные

Недалеко от «Зеленого шума» в освободившемся бараке открыли столовую под названием «Голубой Дунай». Во всю длину барака стояли самодельные столы, посетителей всегда было много. Готовые здания одно за другим сдавались в эксплуатацию, снимались то тут, то там проволочные заграждения. Столовую перевели в правое крыло административного корпуса, в левом начал работать кино-клуб. В бараке после столовой открылся хозяйственный магазин. Запомнился он бестолковыми очередями по спискам (дефицит был на все). Чтоб не остаться вне списка, покупателю необходимо было 2 раза в неделю бегать к магазину отмечаться до тех пор, пока товар не поступит в продажу. Первым в поселке открылся магазин –нынешний «Колосок», разгрузивший Ивана Ивановича. Он был разделен стеной на две части с отдельными входами. Слева – продукты, справа – промтовары. Путь к магазину первоначально пролегал по «колючему» коридору. И не дай бог, попасть в магазин в часы пик, когда колонна заключенных, разделенная на части, растягивается по Центральной улице, преграждая путь пешеходам. Заключенные шли медленно, молча, тяжело поднимая ноги, опустив головы, упершись глазами в землю. Вооруженные конвоиры с собаками окружали их со всех сторон, казалось, что этому шествию не будет конца.

В лес по ягоды

Летом мамы с малышами уходили на берег Волги, многие брали тазики с детским бельишком, стирали его и сушили на свежей травке. Берег был чистым и пустым. Редко где торчали носы весельных лодок, вытащенных наполовину из воды. Ребятишкам раздолье: прозрачная вода, свежий воздух, послушный песок и ласковое солнце. В ягодно-грибную пору новоиваньковцы устремлялись в лес пешком до деревни Александровка, стучали в окно избы перевозчика. Со скоростью Сивки-Бурки появлялся на крыльце дед или его внук, брал весла и шел к реке Дубна. На другом берегу договаривались о встрече после лесной прогулки. Несколько шагов по тропинке – и перед тобой настоящее лесное царство: смешанный древний лес с зарослями папоротника дарил грибникам корзины благородных грибов, ягодные плантации черники, брусники, малины угощали сборщиков сладкими ароматными ягодами. Лес звенел, свистел, щелкал голосами пернатых. С ветки на ветку прыгали белочки, врачеватели-дятлы выстукивали свою незатейливую мелодию. Зимой отдых жителей проходил в лесопарке, называемом «Холмами». До сих пор он сохранил свою значимость. Детвора на санках, лыжах, дрынях, на фанерных досках с ветерком летела вниз с крутых гор. В первые годы возникновения поселка кем-то был построен трамплин (кажется, пожарной частью), такой длинный и высокий. Однако находились смельчаки съехать по нему на лыжах или скатиться кубарем.

В 1951 г. большой интерес вызвал у жителей поселка приезд молодого ученого Бруно Понтекорво с женой Марьяной и тремя сыновьями, Джилем, Титошей и Антошей. Все покрывал мрак неизвестности. Знали только, что прибыл крупный ученый, то ли англичанин, то ли итальянец, но откуда и зачем – оставалось загадкой. Семью поселили в новой гостинице на Парковой, позднее они переехали в двухэтажный коттедж на этой же улице. Мальчики выросли. У среднего сына с детства была тяга к лошадям, став взрослым, он возглавил секцию верховой езды в городе, а затем стал крупным предпринимателем – занялся разведением ахалтекинцев.

Мороженого не будет

В начале пятидесятых годов сдали в эксплуатацию д/с № 2, ясли, больницу на Песчаной (ныне Вавилова), баню на Молодежной, гостиницу на Парковой. Четыре улицы поселка образовали площадь, впоследствии названную площадью Мира, которая стала главной площадью города. В 1955 г. последняя демонстрация в честь 1-го Мая проходила на Центральной площади и завершилась забавным эпизодом.

После пламенных речей с трибуны прозвучало объявление: «Митинг закончен». Демонстранты поспешили в Рабочий тупик (ныне улица Франка) за мороженым. Так как тупик был узким, а людей на площади собралось много и все не могли в тупике поместиться, сформировалась толпа. Тем временем мороженщик установил лоток с лакомством не у забора административного корпуса, как всегда, а у входа в промтоварный магазин, закрепил крышку лотка в вертикальном положении и начал было торговать, но, увидев неуправляемую толпу, отскочил и прижался к стене магазина. Под напором веселой публики первоочередники нажали на крышку, крышка захлопнулась, и несколько человек были посажены на лоток. К счастью, рядом оказались два милиционера, с трудом вытащили из-под сидящих лоток с мороженым, отдали его продавцу. Сконфуженный продавец, поняв, что торговля не состоится, потому что очередь не установить, крикнул в сердцах: «Мороженого вам сегодня не будет!» Каждый желающий скушать мороженое прореагировал по-своему: кто-то от души насмеялся, а кто-то наворчал и навозмущался.

Райский уголок

В 1956 году поселок Ново-Иваньково получил статус города с названием Дубна, Московской обл.

В 1961 году закончилось строительство городского вокзала. После митинга от платформы, разорвав красную ленту, тронулся первый пассажирский поезд по маршруту «Дубна – Москва». В 1971 году зашумела, засверкала электричка, но это событие прошло спокойно, без торжеств и волнений.

Выполняя план Н.С. Хрущева 1972 г., каждой семье – отдельную квартиру, улицы города продолжали достраивать «хрущевками». Они не украшали город, однако многие трудящиеся с радостью переселялись из деревянного жилья в благоустроенные квартиры кирпичных домов. В эти годы особое внимание уделялось чистоте и озеленению улиц, скверов, дворов. Большой вклад в облагораживание города внесла бригада озеленителей под руководством Валентины Ивановны Волковой. Тогда гости называли наш город райским уголком. Дубненцы, молодые и энергичные, получив комнаты и квартиры в новых домах, принимались обустраивать и озеленять свои дворы. Приносили отростки сирени из деревни Ратмино, из деревни Заречье несли черемуху, в лесу выкапывали маленькие рябинки, березки, сажали их у подъездов и вокруг дома, поливали и оберегали.

Несколько слов о Заречье. Эта деревенька располагалась рядом с Черной речкой. Как только город принялся расширять свои границы, деревеньку снесли, оставив на память улицу Заречную, состоящую из четырех деревянных двухэтажек на задворках пивного клуба «Лига чемпионов».

За что люблю Дубну

Вырос наш город вширь и ввысь, приобрел мировое значение. Он молод и любим, он переживает вместе со всеми трудное время. Однако будем надеяться, что лучшее – впереди. Если меня спросят, за что я люблю свой город, не задумываясь отвечу: «За историческое прошлое и за хороших порядочных людей, которых знаю».